February 8, 2012
В феврале иранские СМИ публикуют подборку черно-белых фотографий без комментариев, под заголовком “57 памятных дней”. 57 дней прошло между триумфальным возвращением имама Хомейни в Иран 1 февраля 1979 года и “референдумом” 1 апреля, на котором Иран был провозглашен “исламской республикой”. За 57 дней обрушились остатки внушительной иранской государственной машины, похоронившие под собой и надежды на переход Ирана в современность.
Реальные неприятности в Иране начались в октябре 1977 года. Искрой, от которой возгорелось пламя исламской революции, стала кончина в Наджафе, Ирак, сына аятоллы Хомейни, Мостафы . Хотя он, скорее всего, умер от естественных причин, по всему Ирану распространились слухи о том, что его убили агенты шахской тайной полиции, САВАК. К лету 1978 демонстрации протеста приобрели “40-дневный цикл” – убийство демонстрантов полицией, траурная мемориальная демонстрация в память о шахидах, новые убийства, новые демонстрации (Первые шахиды – из священного города Кум. Тамошние студенты были возмущены публикацией в правительственной газете истории о том, что Хомейни – “британский агент индийского происхождения) .
Серии мятежей, бунтов и демонстраций сотрясали Иран на протяжении первой половины 1978 года. В августе 1978 вся страна была шокирована пожаром в кинотеатре Рекс в Абадане. Погибли 480 человек. Во всем, конечно, же, сразу обвинили САВАК, шаха и его клику. Пожар, (или поджог) произошел в годовщину роялистского путча 19 августа 1953 года. Циничные иранцы переименовали место, на котором стоял кинотеатр в Дом Кебабов Короля-Солнца Арийцев (Реза Пехлеви любил сравнивать себя с Людовиком XIV ).
“Король Солнце”, между тем, делал все возможное и невозможное для приближения своего собственного трагического конца, а вместе с ним – и коллапса иранского светского государства. Волна возмущения сотрясла страну.
8 сентября шах ввел военное положение в Тегеране, в тот же день солдаты открыли огонь по демонстрации на площади Джалех в Тегеране. Оппозиция немедленно объявила этот день “Черной пятницей” – в топку исламской революции были брошены еще несколько десятков шахидов.
Генерал Овейси
С этого момента и до конца – то есть до бегства шаха из страны шла непрестанная борьба между тремя группировками в руководстве страны – шахом, премьер-министром Шарифам-Эмами и армией, а именно, главнокомандующим сухопутными силами генералом Овейси. Шариф-Эмами желал проводить политику либерализации и “национального примирения”. Генералу Овейси было поручено поддерживать режим военного положения, и, видя, к чему катится страна, он начал подумывать о путче.
Шах на последнем заседании правительства
Шах, со своей стороны, хотел невозможного: осенью были освобождены политические заключенные, введена свобода прессы. Абсурдное намерение шаха продемонстрировать оппозиции серьезность своих намерений “либерализации” на фоне военного положения, волны мятежей и забастовок лишь ускорило крах режима.
Руки генерала Овейси были связаны: шах запретил войскам стрелять, даже в целях самозащиты. На встрече с оперативниками ЦРУ глава САВАК генерал Мокаддам сообщил: “Его Величество ведет намеренную политику ослабления вооруженных сил. Он свято верит в необходимость открытой политической атмосферы и конституции. Настоящим я заявляю, что шахиншах связал руки вооруженных сил и передал все дела страны в руки премьер-министра. Мы, конечно же, потрясены подобными действиями, но объяснить их не можем”.
3 ноября при подавлении демонстрации в Тегеранском Университете были убиты 12 студентов. Тегеран, в буквальном смысле, взорвался. Горели банки, отели, магазины. Разъяренные толпы метались по улицам. Армия стояла в стороне и не вмешивалась. Было разрушено министерство информации. Было захвачено посольство Великобритании. Генерал Овейси надеялся на то, что шах придет в себя и назначит военное правительство. На то же надеялся советник по национальной безопасности президента Картера Збигнев Бжезинский.
Шах принял наихудшее из возможных решений. Он назначил военное правительство, которое военным лишь называлось. Во главе был поставлен придворный генерал Азхари. Очень скоро толпа дала ему кличку эшали (засранец).
генерал Азхари
Именно в этот момент начался стремительный коллапс режима. Сотрудники Центробанка опубликовали список 183 видных деятелей бизнеса и режима, спешно переводивших деньги за границу. Владельцы двух главных газет E,ttela’at и Kayhan, опубликовали альтернативные списки – оба фиктивные и оба с именем конкурента.
Более опасным стал начавшийся массовый переход элиты на сторону “революции”. В оппозицию переметнулись важнейшие деятели национальной службы радио и ТВ. Эти контакты немедленно помогли в организации мощной волны забастовок на государственных предприятиях – в нефтяной промышленности, на железных дорогах и на табачных фабриках.
“Революционеры” сметали на своем пути все символы ненавистной западной цивилизации. Во время мятежа в Табризе были уничтожены кинотеатры, рестораны, магазины, торгующие алкоголем, парикмахерские и банки. Во время сходного, но гораздо более масштабного мятежа в Тегеране в январе 1979 была уничтожена пивоварня Shams и полностью сожжен район красных фонарей.
Хуже того, шах не пошел на компромисс с “умеренными” аятоллами, а именно с великим аятоллой Шариат-Мадари. Вместо этого, солдаты взяли штурмом дом аятоллы, убив в процессе двух его личных помощников.
На фоне творившегося хаоса одним из наиболее невероятных фактов этого периода является то, что армия не развалилась – до самого конца, до бегства шаха из страны 16 января 1979 года. Иранская армия в то время входила в десятку наиболее хорошо обученных, организованных и хорошо вооруженных армий мира. В ней насчитывалось 400 тысяч человек. Это неизбежно порождает вопрос: Как, в таком случае вообще могло произойти то, что произошло? Ответ, среди прочего – в действиях самого шаха. Отказавшись использовать армию в качестве инструмента подавления мятежа, он пользовался видимостью, угрозой военных репрессий. Шах попросту отказался принять жесткую логику выживания нео-монархического режима: его выбором было либо применить силу, очень большую силу, или потерять все. Отказ шаха от применения силы иллюстрируется относительно небольшим количеством жертв до октября 1978 года – сами аятоллы признают, что оно не превышало 3 тысяч.
Во время гигантских демонстраций 10-11 декабря (Ашуры – поминовения мученичества имама Хуссейна) произошел первый серьезный инцидент в армии. Группа солдат ворвалась в столовую имперской гвардии и расстреляла несколько десятков офицеров. В армии резко возросло количество случаев дезертирства – к концу декабря – более 100 в день. Революционеры открыто поддерживали дезертиров, через объявления в газетах предлагая им денежную помощь – 30 долларов, чтобы добраться до дома. К середине февраля дезертирство превратилось в массовое явление – 1000-1200 случаев в день.
Генерал Обейси покинул страну в начале января. Другие тихо следовали его примеру – несмотря на это, армия, в целом, сохранилась, как единый организм до бегства шаха.
Шах улетел
Наиболее неустойчивым элементом в шахской армии были ВВС, особенно корпус технической поддержки – люди, которые считали себя незаслуженно обойденными в повышениях и прибавках к жалованью. Именно они сыграли решающую роль в событиях 9-11 февраля, расколовших и похоронивших шахскую армию.
Армия шаха не могла и не хотела действовать без него. Монстр иранского государства , обезглавленный и полый, обвалился после бегства шаха “на лечение” 16 января.
Раскол армии стал очевиден непосредственно перед “тремя славными днями революции” – 9-11 февраля. Толпы ликующих сторонников Хомейни вывалили на улицы, празднуя новость о том, что фильм о его триумфальном возвращении в страну будет ретранслироваться по национальному ТВ. 50 имперских гвардейцев в восточном Тегеране открыли огонь. Кадеты академии ВВС и вспомогательный персонал ВВС атаковали казармы гвардейцев Давшан Тапех. Были захвачены 2 тысячи автоматов, которые тут же через мечети были распределены “среди народа”.
Несколько тысяч солдат в форме пришли к резиденции Хомейни и принесли клятву верности. Дезертировали и генералы, самые важные среди них – командующий ВВС генерал Рабии и командующий гвардией – генерал Нешат. 10 февраля Рабии открыл арсеналы и вооружил толпу. В тот же день генерал Нешат запретил посылать подкрепления осажденным в Давшан Тапех гвардейцам.
Генерал Бадри сумел организовать колонну из 30 танков, которая попыталась пробиться в Давшан Тапех. Колонна была остановлена огромной массой собравшихся вокруг казарм людей. Командир колонны был убит. Только несколько танков вернулись на базу под утро. Остальные присоединились к “революции”.
Военные коменданты приказывали своим солдатам не покидать базы. Начался захват полицейских станций. Некоторые были взяты штурмом, некоторые очищены по предварительному сговору полицейских командиров и “революционеров”.
Чувство безнаказанности, порожденное очевидной дезинтеграцией армии и государства, высвободило гигантскую энергию масс. Характерно, что ими в этот период никто не руководил, а Хомейни, обратившись к нации 10 февраля поведал о том, что он желает “мирной и легальной передачи власти” (оба прилагательных чрезвычайно нехарактерны для словаря аятоллы).
27 важнейших генералов подписали днем 11 февраля “декларацию о нейтралитете вооруженных сил”. Ее успели передать по иранскому национальному радио непосредственно перед тем, как здание радиостанции было захвачено толпой.
Последний назначенный шахом премьер, Бахтияр
4 февраля Хомейни, не занимавший никакого официального поста, назначил своего собственного премьер-министра Мехди Базаргана (прежнее правительство продолжало формально функционировать). В своем декрете Хомейни сообщал: “Исходя из прав попечительства дарованных мне святейшим законодателем Пророком, назначаю Базаргана правителем страны. Я его назначил, и ему следует подчиняться. Нация обязана ему подчиняться. Это необычное правительство. Это правительство, основанное на шариате. Противодействие этому правительству – противодействие шариату и исламу. Мятеж против этого правительства – мятеж против Аллаха. Мятеж против Аллаха – ересь “.
Несмотря на это, в Иране начался характерный для любой революции период межвластья, или власти революционных комитетов, которых только в Тегеране насчитывалось 1500. Как прокомментировал сам Базарган: “Кругом эти комитеты, и никто не знает даже, сколько их, даже сам имам”.
30-31 марта в Иране был проведен референдум. Хомейни поставил перед населением один вопрос, на который можно было дать только однозначный ответ – да или нет. Хомейни сформулировал вопрос следующим образом: “Следует ли отменить монархическую систему и ввести исламское правительство?”. “За ”исламское правительство”, о котором большинство иранцев имело самое смутное представление , проголосовало 20 миллионов человек . “Против” – 140 тысяч.
Шах рафт, имам амад - Шах ушел, имам пришел
Иран, как и его коллапс, уникальны. Тем не менее, глядя на фотографии, иллюстрирующие хронику иранского падения в пропасть теократической диктатуры, ловишь себя на мысли о том, что все это – часть современной жизни. Подобные же имиджи, безумные слоганы, дикие теории заговоров ежеминутно изрыгает сегодняшнее телевидение – в репортажах из других стран, не сумевших построить вменяемые социальные структуры и на наших глазах “выпадающих” в собственное прошлое. Пример Ирана – хорошее напоминание тем геополитикам Запада , что грезят о “контролируемой исламизации Ближнего Востока” и антитеза “освободителю Ливии” Бернару Анри-Леви. Леви, празднуя “победу” в Ливии в декабре заявил: “Исламисты, люди, которые были наиболее подавлены, и, в то же время, наиболее организованы, временно победили. Я не верю в то, что они выдержат испытание властью, и полагаю что народы не заменят их с той же скоростью, с которой они их к этой власти привели”. Иран показывает, что Леви и его покровители проявляют, мягко говоря, чрезмерный оптимизм.
Последняя фотография шаха и его жены в Иране