Если бы не Дон Кихот, скачущий в дальние дали на своем Росинанте, ни за что бы не догадалась, что я нахожусь у дома Художника.
Александр Кирзнер родился в Ленинграде в 1926 году. Сын музыкантов, мальчик с раннего детства был погружен в волшебный мир искусства, но… понятия не имел об этом!
Интеллектуальные посиделки (скромная питерская коммуналка), бесконечные репетиции задерганных довоенным бытом родителей – все это было для Саши такой же естественной средой обитания, как мощные, всепоглощающие, уносящие в заоблачные дали аккорды Первого концерта Чайковского и фуги Баха.
По окончании школы Александр был принят на работу в театр оперы и балета имени Кирова (ныне - Мариинский). Но тут грянула Великая Отечественная.
16-летнему юноше пришлось распрощаться не только с театром, но и с Ленинградом.
- В одиночку он прошел пешком три тысячи километров – лишь бы не угодить в лапы гитлеровцев, - рассказывает Рина Кирзнер, вдова скульптора, которого нет в живых всего год. - Я еще не свыклась со статусом вдовы – не могу смириться с тем, что мужа нет. К тому же… разве Александр (его имя Рина артикулирует на классическом - иерусалимском иврите) нас покинул? Конечно, нет! Он здесь, с нами – и в этом вы сейчас убедитесь.
Александр Кирзнер, работа художника А. Плащанского
Война оставила в душе Александра незаживающую рану – открытую, кровоточащую.
- Память властно возвращала его в прошлое, душу будто парализовало, - рассказывает Рина. – Ему было необходимо выкрикнуть в полный голос то, о чем за "железным занавесом" даже шептать не полагалось…
Всю накопившуюся боль и отчаяние Кирзнер выкрикнул уже в Израиле, куда вырвался, преодолев тысячи преград, 43 года назад. Так появились две скульптуры: "Живой мертвый" и "Мертвый живой".
Впоследствии они были дарованы Музею Катастрофы в кибуце Лохамей ха-Гетаот.
Лишь после того как Александр выкричался, выплакался, вырвал из груди кровоточащее сердце и похоронил в братской могиле воспаленной памяти вместе с любимыми, родными, близкими, незаменимыми, началось то, что непосвященные условно именуют творчеством. Хотя для художника творчество – это жизнь, полная неустанной черной работы.
- В России Александр занимался живописью, а не скульптурой, - рассказывает Рина. – Но привезти в Израиль свои холсты ему не удалось: в начале 1970-х власти запрещали художникам вывозить за границу свои работы.
Кирзнеру чудом удалось провезти одно-единственное полотно, которое он тщательно спрятал в ворохе одежды.
- То был портрет его матери, - говорит Рина. – В Израиле он тоже поначалу писал, но позже увлекся лепкой…
Где только не экспонировались устремленные в бездонное средиземноморское небо, светящиеся звонким счастьем скульптуры Кирзнера!.. На Первом израильском фестивале балета в Кармиэле были выставлены фигурки балерин. Когда "железный занавес" рухнул, и в Израиль впервые приехала на гастроли балетная труппа Большого театра, танцоры и музыканты были потрясены, увидев в фойе тель-авивского Дворца культуры… самих себя! Такое празднество изысканного классического балета возможно только на родине Павловой и Плисецкой, но в Израиле?!.
- Открыл выставку тогдашний президент Хаим Герцог, благословенна его память, - рассказывает Рина. – Обменялся с Александром рукопожатием. Произнес прочувствованную восхищенную речь…
Спустя пару месяцев Кирзнера попросили передать в Иерусалим статую "Танец мира". Она украшает резиденцию президента Израиля по сей день.
Пара танцоров, которых Кирзнер изваял из бронзы, обнимает Земной шар и наполняет его (а заодно и зрителей) вселенской любовью.
Мир - несбыточная мечта, зато какая красивая…
- Этакая минималистская абстракция… - замечает Рина.
Оригинал несбыточной (по крайней мере, для израильтян) мечты продолжает свой космический танец в саду дома Кирзнеров в мошаве Йокнеам, что в Изреэльской долине на севере страны.
Первое ощущение, которое испытываешь, оказавшись в скульптурной филармонии Кирзнера, увлекающей в мир фантазии, раскинувшийся на фоне живописного пруда, - эклектика! Реализм соседствует с абстракционизм, модернизм – с примитивизмом, но ни одна работа не оставляет зрителя равнодушным. Нет у балерин лица – зато душа есть у каждой! Кажется, еще секунда – и грациозная Одетта - белый лебедь, раскрывший-раскинувший руки-крылья, встрепенется, оживет и бросится навстречу своей первой-последней-единственной любви, боли, смерти…
Нет, это не Эрнст Неизвестный, которого Никита Сергеевич спросил: "Почему ты так искажаешь лица советских людей?" – у большинства балерин Кирзнера нет лиц. Каждая – воплощение грации, невинности и в то же время чувственности. У каждой – тысяча лиц, миллион – все зависит от того, насколько дерзка и безудержна ваша фантазия.
Совершенно иные ощущения испытываешь в доме, превратившемся после смерти Художника в музей ("Места для семьи не осталось – скульптуры "сдают" нам в аренду крошечную комнатку", - смущается Рина).
35 лет подряд Александр, занесенный судьбой из Питера в мошав Йокнеам, все население которого не превышает тысячи с лишним душ, изобретал материалы, из которых можно создавать образы. В ход шло всё, что попадет под руку: металл, дерево, гипс, глина…
Сколько, по-вашему, изваяний может храниться в простом деревенском доме с небольшим садом?
Пятнадцать? Двадцать? Пятьдесят?!.
На самом деле – 270! И каждое хочется рассматривать часами. Барельефы Кирзнера – это целый мир: они будто вырастают из стен, тянутся к зрителю, с самозабвенным вдохновением играют на скрипках, виолончелях, рояле, дирижируют. Грустят, скорбят, спасают друг друга от смерти. Влюбляются. Теряют любимых. Заигрывают с вами, стоит заглянуть им в глаза, и – танцуют, танцуют, танцуют.
Впрочем – не все.
Война для Кирзнера – это Освенцим: кто-то уже мертв, а другого вот-вот удушат, сожгут, испепелят.
На стене в комнате на втором этаже – автопортрет Художника. Вот он – истошный, нечеловеческий крик, от которого Кирзнер годами не мог избавиться после войны.
Рина на секунду выключает свет – и вдруг!.. Выражение лица скульптора меняется до неузнаваемости. Разве что глаза, глаза… Пронзительный живой взгляд…
Израильские искусствоведы назвали Кирзнера величайшим мастером взгляда. Выражение глаз меняется в зависимости от освещения и того места, откуда барельеф разглядывают.
Смотреть в глаза образам, созданным Кирзнером, можно часами – и каждую секунду обнаруживаешь в их взгляде какую-то новую эмоцию.
Приехал однажды в мошав Йокнеам верующий из Иерусалима. Поначалу был настроен скептически: Тора категорически не признает скульптуру!
- Походил он по дому, побродил по саду… - вспоминает Рина Кирзнер. – А потом написал в гостевой книге: "Это не скульптура, это – живые люди!"
Балет… Нет, никто никогда Кирзнеру не позировал, но однажды балерина, фамилию которой по сей день держат в секрете, вручила ему несколько своих фотографий. Со спины ее не снимали – только анфас. По ним и лепил.
Трудно вообразить? Да. Но – вот подтверждения.
- Александр всегда говорил, что для него главное не тело, а движение, динамика, пластика, - уточняет Рина.
Одну из модернистских скульптур Кирзнера – "Соло" решили превратить в израильский аналог статуэтки, которую вручают лауреатам "Оскара". С тех пор "Соло" бережно хранят и с гордостью показывают гостям лауреаты Хайфского международного кинофестиваля.
- Несколько месяцев назад пожаловала к нам странная женщина, - рассказывает Рина. – Никаких вопросов не задавала – просто фотографировала. Спустя месяц приехала снова. И привезла мне подарок, который стал для меня бесценным: брошь – точную копию "Дуэта".
Выяснилось, что женщина – известный в Израиле дизайнер украшений.
- Эту брошь она назвала именем моего мужа: Александр Кирзнер, - говорит Рина. – С тех пор я ее не снимаю.
В глубине дома звучит "Адажио" Альбинони: сам Бог велел разглядывать работы Александра Кирзнера под волшебные звуки музыки.
- А вы откуда родом, Рина?
- Я родилась в Иерусалиме. Родители приехали в Палестину из Львова, благодаря этому я немного понимаю по-русски, - объясняет она.
- Сколько у вас детей?
- На двоих с Александром – четверо. И девять внуков. В последний год, когда Александр болел, он позабыл иврит и говорил с нами только по-русски…
Со стены одной из комнат заглядывают мне в глаза Бах, Шуберт, Мендельсон, Шопен, Паганини, Верди, Рахманинов, Лист. А вот и Первый концерт Чайковского.
- В последний год жизни, когда Александр знал, что он обречен, он постоянно меня успокаивал: "Не беспокойся, что я уйду. Никуда я отсюда не уйду – останусь здесь навсегда", - говорит Рина. – Так и случилось. Александра нет, но… он здесь, со мной, с детьми. Стоит мне войти в дом - и я физически ощущаю его присутствие.
В доме-музее Кирзнера – четыре гостевых книги, и ни в одной из них не осталось чистой страницы. Побывавшие в мире Художника израильтяне и иностранцы пишут по-английски, по-испански, на иврите, по-русски, по-арабски, по-китайски, по-японски… Иероглифы соседствуют с латиницей и кириллицей…
Так, видимо, и должны выглядеть вселенская любовь, восхищение и признание.
from Израиль: лица и факты http://ift.tt/1CvhBkx
Комментариев нет:
Отправить комментарий