Вадим Ротенберг
Разумеется, я не имею в виду ситуации, когда принадлежность к тому или иному лагерю приносит человеку реальную выгоду, ибо в этих случаях вообще невозможно говорить об искренности позиции. Я говорю только о подлинной убежденности, о добросовестной непроизвольной глухоте к аргументам оппонента. И для понимания ее природы я стал внимательно прислушиваться к структуре диалога.
-Мы должны вернуть Сирии Голанские высоты для заключения прочного мира.
-А что, если мы передадим Сирии Голаны, сирийцы изменят к нам отношение и перестанут желать нашего уничтожения?
-Может быть, и нет, но зато мировое общественное мнение будет на нашей стороне.
-И мировое сообщество пришлет войска для нашей защиты, если сирийцы сочтут, что теперь у них есть стратегическое преимущество и можно начать агрессию, как это случалось до оккупации Голан?
-Нет, конечно, но мы ведь и не нуждаемся в чужой защите, у нас достаточно сильная армия.
-И она станет сильнее после того, как мы уйдем с Голан?
-Нет, но зато мы будем чисты перед международным сообществом…
Круг замкнулся.
Это реальный, почти дословно записанный диалог. Диалог между приятными, интеллигентными, симпатичными людьми. Создавалось ощущение, что в каждый данный момент защитники отступления видят только часть всей картины и поэтому не замечают противоречий, видят только сегменты круга, и не в состоянии понять, что конец одного сегмента является началом другого и что весь круг замкнут. Каждый раз им кажется, что они двигаются вперед, и их очень раздражают все, кто в этом сомневается.
Чем может быть объяснена такая особенность зрения? Самым простым объяснением является эмоциональное напряжение. Признание существования жизненно важной задачи, не имеющей простого решения, вызывает страх и растерянность, и тогда защитные механизмы помогают человеку увидеть задачку в искаженном и менее травмирующем виде. Кроме того, при таком способе защиты поддерживается самоуважение. Ведь человек приветствует отступление как бы не от страха и безвыходности, а напротив - из благородных и гуманистических соображений.
Опирается эта защита на одно специфическое свойство мышления для объяснения которого необходимы краткие сведения о функционировании мозга.
Исследование функциональной асимметрии мозга показало, что два наших полушария мозга работают по принципиально различным парадигмам. Левое полушарие из всего неисчерпаемого обилия реальных и потенциальных связей между предметами и явлениями выбирает немногие, позволяющие установить однозначные зависимости, формальные логические цепочки, лежащие в основе простых причинно-следственных отношений. Все остальные связи, усложняющие реальную картину, левое полушарие просто игнорирует.
Большинство слов в словаре имеет множество значений, ибо может выступать в различных контекстах и вступать в них в различные отношения с другими словами. Но во фразе, если это не поэтическая строка с ее метафорами, слово приобретает единственное значение, ибо обилие потенциальных связей уступает место одной окончательно выбранной. Слово "коса" имеет несколько значений, но во фразе " у нее красивая коса до пояса" значение только одно. Так работает левополушарное мышление.
Без создания такого однозначно понимаемого контекста было бы невозможно точное выражение мыслей и взаимопонимание между людьми, так же как и строгий "научный" анализ. Слово "научный" я беру в кавычки, потому что строгость, простота и однозначность достигаются при этом искусственно, за счет полноты всей реальной картины. Но такую картину действительно трудно анализировать не упростив и не разбив на сегменты. "Обычная" наука, в отличии от искусства и редких глобальных открытий, изменяющих парадигмы , именно этим и занимается. Левополушарное мышление функционирует по законам формальной логики и создает несколько уплощенную модель реальности для простоты взаимодействия с ней.
Но удобная для формального анализа модель, создаваемая левым полушарием - принципиально неполная. Она должна дополняться образом реальности, создаваемым правым полушарием, которое одномоментно схватывает все связи между предметами и явлениями и создает не поддающийся простому анализу но более адекватный реальности многозначный контекст.В этом контексте всегда видны взаимные влияния явлений друг на друга. Мы знакомы с этим контекстом по произведениям искусств и по нашим сновидениям с их обилием связей.
Но и в любом творческом процессе, в том числе в науке, этот способ мышления играет ключевую роль. Творчество в любой сфере деятельности основано на создании многозначного контекста.
В наиболее благоприятных случаях оба типа мышления одинаково хорошо развиты и дополняют и уравновешивают друг друга. Но гораздо чаще один из типов мышления доминирует, и степень этого доминирования может быть различной.
Между тем показано, что если человеку временно снизить активность левого полушария (с помощью лекарств или электрического шока) так чтобы безусловно доминировало правое полушарие, и предложить ему силлогизм:
" Все обезьяны лазают по деревьям. Крот обезьяна. Лазает ли крот по деревьям?" ответ будет отрицательным, ибо правое полушарие твердо знает, что крот не обезьяна и по деревьям не лазает, что бы вы ни говорили.
Но если выключить правое полушарие, ответ будет положительным, ибо он соответствует условию задачи, а соответствие реальности левым полушарием не учитывается. Оно озабочено только отсутствием формальных внутренних противоречий, и способно к созданию схем, которые выглядят непротиворечивыми лишь в рамках им же установленных правил, а не в сопоставлении с реальностью. Реальности же они могут совершенно не соответствовать.
Только целостное видение картины обеспеченное правым полушарием, позволяет правильно выделять, соотносить и оценивать отдельные ее сегменты. Если это видение отсутствует, создаются формальные связи между реально не связанными явлениями.
В патологии такие схемы создаются больными шизофренией и называются систематизированным бредом. В рамках такой схемы, такого бреда, находит как бы логичное объяснение все происходящее, она выглядит сама по себе вполне убедительной, и дефект ее только в том, что она не соответствует реальности и не учитывает ее сложности и целостности. Образцом такой схемы в политике является концепция "Нового Ближнего Востока".Он действительно был бы выгоден для всех, если бы были реальные условия для дружбы и взаимовыгодной торговли. Беда только в том, что арабы готовы пожертвовать своими реальными выгодами, лишь бы их не было и у евреев. Это фактор психологический, который этой концепцией не учитывается.
Вернемся теперь к диалогу, приведенному в начале статьи.
Защитник отступления с Голан не замечает, что его последней и самой обоснованной надеждой на мир после отступления является сила нашей армии, которая уменьшится в случае отступления. Сначала безусловно уменьшится стратегически, а потом, как следствие самого факта отступления и стратегического ослабления, произойдет и ослабление морального духа. Эти кольцевые зависимости совершенно не учитываются в вышеприведенных рассуждениях. Более того, все время происходит соскальзывание с одной плоскости рассмотрения проблемы в другую, но совершенно не рассматривается вся картина в целом. Есть постоянная попытка заменить естественные связи искусственно сконструированными, и связать несвязанные вещи: удовлетворенность международного сообщества и реальную обороноспособность армии. Между тем удовлетворенность международного сообщества связана только с самоудовлетворенностью от возросшего самоуважения и всеобщего признания.
В диалогах относительно палестинской проблемы, по моим наблюдениям, никогда не удается добиться, чтобы два вопроса - вопрос о праве палестинцев на самоопределение и вопрос о нашем праве на существование - рассматривались в реальной взаимосвязи и в контексте реальных отношений и предшествующего исторического опыта, а не как бы независимо друг от друга.
Конечно, палестинцы в принципе имеют право, как и каждый народ, на самоопределение. Не этично в принципе ограничивать права другого народа и властвовать над ним. Сами по себе эти положения возражений не вызывают.
Но если право на самоопределение в сознании пусть не всего народа, то по крайней мере самой активной его части неразрывно связано с правом на вытеснение или даже истребление другого народа и уничтожение его государства, то этично как раз не допустить такого развития событий даже за счет определенного ограничения прав народа более экстремистски настроенного. Такое ограничение прав одних не идет ни в какое сравнение с риском уничтожения других. Но для признания этого прежде всего нужно видеть связь между правами тех и других.
Одним из аргументов левых является утверждение, что террористы составляют незначительную часть палестинского народа, и чем больше уступок будет сделано с нашей стороны, тем менее выраженной будет массовая поддержка террора.
На первый взгляд, это выглядит логичным. Но при этом не учитывается, что каждый человек озабочен прежде всего собственной безопасностью и поэтому, за редким исключением, люди ориентируются на тех, кто выглядит сильнее. Если страшнее не поддерживать террористов, чем поддерживать их, даже потенциально нейтральные граждане будут их поддерживать. У них будет ощущение что террор побеждает. Террористы прекрасно это осознают, и их жестокость в отношении собственных граждан, например, продающих израильтянам землю, является средством воспитания. Напротив - если поддерживать террористов становится опасно, то уменьшается поддержка даже со стороны умеренно им сочувствующих. Немцы во Второй Мировой Войне перестали поддерживать Гитлера не вследствие его зверств или пропаганды союзников, а только вследствие его поражения - до этого любые преступления оправдывались даже умеренно лояльными гражданами. Поэтому либеральное отношение к террористам, их освобождение под любым предлогом ( например, вследствие того что заключение мира должно сопровождаться амнистией), облегчение их возможностей за счет утраты военного контроля над территориями автоматически становится агитацией в пользу террора. Он начинает выглядеть как эффективное средство достижения целей, и уже этим получает оправдание. Но для понимания этого нужно видеть зависимость между настроением в палестинском обществе ( с учетом психологии палестинцев) и поведением израильтян.
Сила израильской армии, которая является последним аргументом левых при обсуждении риска безоговорочных уступок, не является величиной постоянной и зависит не только от качества обучения и вооружения. Едва ли не большую роль играет моральный дух и ощущение права на самозащиту. И когда "мирный процесс" сопровождается чувством унижения и поражения одной стороны, то уже нельзя полагаться на силу армии как гарантии против палестинской экспансии. Если вывод войск происходит под улюлюкание и сжигание израильских флагов, то это имеет огромное стимулирующее действие на арабских экстремистов и деморализующее - на нашу армию. Уже по одной этой причине следовало немедленно приостановить такой вывод. Я не говорю уже об ограничениях, налагаемых мирным процессом на право наших солдат на самооборону. В этом контексте ссылки на мощь армии как на сдерживающий фактор теряют смысл - этот фактор не существует сам по себе, он меняется в зависимости от нашей политики, и чем больше уступок мы делаем без эффективного и очевидного изменения позиции "партнеров", тем больше мы зависим от мощи нашей армии и тем меньше оснований на эту мощь надеяться. Но эту систему с обратной связью необходимо видеть.
Все догмы всегда левополушарны. И вышеприведенные аргументы представителей левого лагеря, с их зацикливанием и игнорированием целостной картины действительности, не укладывающейся в желаемую схему, тоже отражает явное доминирование левополушарного стиля мышления. "Левизна" левых - нечто большее чем каламбур. Это психофизиологическая проблема, объясняющая невозможность диалога между правыми и левыми.
http://www.rjews.net/v_rotenberg/1p.html
