Так что же нам делать?

Эдуард Бормашенко

בס''ד

Так что же нам делать?

Несколько месяцев тому назад два арабских парня забрались в поселение Итамар и вырезали семью Фогелей. В числе зарезанных была одиннадцатимесячная девочка. Как водится в Израиле, на место происшествия была вызвана дежурная группа добровольцев "Зака". Для непосвященных в детали израильской жизни поясню: "Зака" – структура, призванная "спасать, когда можно спасти, и отдать последний долг, когда спасти нельзя", как гордо прописано на ее гербе. Добровольцы "Зака" - почти исключительно религиозные люди, оно и понятно: рационально обосновать, отчего необходимо спасать можно, а почему надо собрать части тела покойных и предать земле – нельзя. Я в детстве немало времени проводил с приятелями на громадном харьковском пустыре, и мы то и дело натыкались на непогребенные после Мировой Войны останки, осмелюсь предположить, что они, и по сей день, не идентифицированы и не захоронены; Бога советская власть отменила, а заодно и уважение к покойникам. Но, я отвлекся, среди добровольцев "Зака", поспешивших в Итамар, был мой приятель, заведующий кафедрой химической технологии, Профессор Фирер. Михаэль Фирер – обстрелянный солдат, не новичок в "Зака", в общем, видавший виды человек, нервы у него – недурные. Но то, что он увидел в Итамаре, повергло его в глубокую депрессию; зверство, происходившего в Итамаре, превосходило способности человеческой психики к восприятию. Убийц поймали, сегодня их адвокат, доказывает суду, что они жертвы израильской оккупации.

***

Мой Колледж, не без напыщенности именующий себя Ариэльским Университетским центром, расположен в считанных километрах от места, где произошла трагедия. Многие знали семью Фогелей, это были очаровательные люди, сконцентрированные на воспитании детей, все свободное время по-еврейски отдавалось детям. Знал Фогелей и я, моя дочь училась в одном классе с одной из чудом спасшихся девочек. В Газе на следующий день после трагедии раздавали детям конфеты, в связи с "большой победой палестинского освободительного движения". Я же внимательно всматривался в лица еврейских студентов, не было ни единого инцидента, ни единой вспышки ненависти к арабам, составляющим заметную часть моих учеников. А, случись таковая, она была бы жестоко подавлена руководством Колледжа.

***

Толстовское заглавие статьи может показаться издевательским в контексте рассказанного, но у меня и в мыслях не было, как говаривал Мераб Мамардашвили, туркать труп Льва Николаевича, и, все же, заглавие – не случайно. Толстой, выслушав бы эту дичь, посоветовал бы по-христиански простить убийц, и отпустить. Не будучи ни толстовцем, ни христианином, мне согласиться с этим решением арабского вопроса никак ни возможно. Мне кажется, что максимальное, чего можно требовать от человека – это отсутствия ненависти. Воистину невероятно, однако это так: ненависти к арабам в Израиле – немного, а ежели ксенофобия прорывается наружу, она сурово преследуется. Арабы преспокойно разгуливают и по Ариэлю и по кампусу моего Колледжа, им ровно ничего не грозит. Но вот мой визит в соседнюю арабскую деревушку завершился бы однозначно; в лучшем случае аккуратно расфасованного в полиэтиленовые пакеты меня швырнули бы через забор Ариэля. Налицо - некоторая асимметрия.

Ну, хорошо, я – оккупант, я живу "за зеленой линией", но ведь израильская полиция (!) опасается наведываться и в арабские деревни, расположенные в границах 67-го года, что уж говорить о простых израильских гражданах. Это всем известно, известно и тем, кто это отрицает. Недавно наивный израильтянин купил дом в арабской деревне, не без оснований полагая, что закон в демократической стране, защитит его от вероятных посягательств соседей. Не защитил. Жить он в арабской деревне, разумеется, не смог, и деньги ему не вернули.

***

Еще более удивительно то, что в Израиле нет ненависти к России. Россия нафаршировала современным оружием самые отвратительные арабские режимы. Из этого оружия убиты тысячи израильтян. Нет такой антиизраильской резолюции ООН, под которой Россия с радостью бы не поставила свою подпись. Россия остается лучшим другом арабских стран при социализме и при капитализме, или как там называется то, что сейчас проросло в России. Это - мировая постоянная. Резонно было бы ожидать в Израиле антирусских настроений. А их нет. Причины этого, я полагаю, глубоки. Иудаизм всегда был племенной, семейной религией. Израиль – не что иное, как разросшееся семейство Яакова. Иудаизм не вербовал прозелитов, и не претендовал быть мировой религией. Евреи с некоторым состраданием всегда смотрели на соседей, лишенных истинного Б-га, и изумлялись тому, что людей может интересовать что-то кроме подлинной веры. Ставка же на ненависть образует устойчивый, злокачественный симбиоз с идеей мирового господства. Эта идея подобна раку, можно удалить опухоли национал-социализма и мировой революции, образуется метастаз исламского глобализма. Ни кровь христианских младенцев, ни мировое господство нас никогда не интересовали, почему-то подозревали нас всегда именно в этом.

Провидение расположило наш народ на пути всех последовательно рвавшихся к владычеству над миром: вавилонян, греков, римлян, христиан, нацистов и коммунистов. Служба эта, быть препятствием к власти над миром, - видная, но не так чтобы удобная. Никто не мог о нас не споткнуться, обойти загадочный еврейский барьер. Не может обойти и радикальный ислам. А. Тойнби поспешил объявить евреев "исторической окаменелостью", проглядев миссию дома Яакова, отнюдь не утратившую своей актуальности, меняются декорации – служение остается.

***

Иудаизм – семейное, племенное дело. "Как бы ни были разделены евреи сегодня в отношении их религиозной (и нерелигиозной или даже антирелигиозной) идеологии, как бы они ни спорили друг с другом, иногда очень яростно, по вопросу галахи в современной жизни, они, безусловно, все согласны в том, что еврейский религиозный закон не распространяется на неевреев. Они расходятся в том, в какой степени (если вообще) он распространяется на евреев, но никто из них не предполагает, что неевреи должны соблюдать заповеди, которые адресованы в Торе "сынам Израиля" (Р. Йошпе, "Что такое еврейская философия").

***

"Локальность" еврейской религии, ее внутрисемейный характер всегда угнетал еврейских гиперинтеллектуалов. Пастернаковский Гордон, недовольный своим происхождением, озвучивает раздражение вполне выпукло: "национальной мыслью возложено на него (еврейство) мертвящая необходимость быть и оставаться народом и только народом в течение веков, в которые силою, вышедшей некогда из его рядов, весь мир избавлен от этой принижающей задачи… В чьих выгодах это добровольное мученичество … Отчего властители дум этого народа не пошли дальше слишком легко дающихся форм мировой скорби и иронизирующей мудрости?"

Что-то нелегко нам далась наша мудрость. Но, как, же Пастернак проглядел, что именно племенной характер иудаизма спасал его от бесовства всемирности. Наш спор с христианством - очень стар. Гиллель рекомендовал не делать другому, того, чего ты не хочешь, чтобы делали тебе. Это требование кажется куда как скромным, по сравнению с моральными обязанностями, возложенными на своих последователей основателем христианства. Но, вот ведь, оказывается, что неувеличение зла, выше принудительного насаждения добра во всемирно-историческом масштабе (включая повсеместное внедрение демократии). Если бы бандиты, правящие в Газе, оказались бы под боком христианнейшего из государств и принялись бы забрасывать ракетами его города, от Газы бы и щебня не осталось. И это тоже известно и тем, кто это отрицает. Практика Государства Израиль по-новому подсветила наш вековечный спор с христианством. Израилю удалось сохранить человеческое лицо в нечеловеческой ситуации.

***

Эта практика обусловлена удивительным синтезом либерализма и традиционной еврейской ментальности; возможность такого синтеза провидел, быть может, Жаботинский. М. Алданов как-то ехидно назвал ненавистных ему еврейских революционеров, в изобилии заполнивших мировую политическую сцену в начале ХХ века, "Прометеями из хедера". В данном случае Алдановский сарказм скрывает суть дела. На Давида бен Гуриона и других отцов основателей государства Израиль хедер, в самом деле, произвел неизгладимое впечатление, но, видимо, ровно никак не повлиял на Троцкого, Зиновьева и Урицкого. Вся космополитическая деятельность последних прямо противоречила племенным установкам иудаизма.

Прививка демократии на христианский ствол сошла не так благополучно, либерализм задушил, подмял на Западе религию, и уж совсем не удается подобная прививка к исламу, нигде, ни в одной исламской стране. Нет, исламские страны не против благ цивилизации: Twitter и Facebook переполнены людоедскими призывами, ну, а атомная бомба - бесспорно наиважнейшее для радикального ислама научное достижение.

***

Это очень трудное дело, контроль над собственной ненавистью. Человеческая душа предрасположена к манихейству, очень хочется знать, где в точности расположилось мировое зло, с тем, конечно же, чтобы его искоренить (разумеется, вместе с носителями), и только для этого. Иудаизм, вроде бы, раз и навсегда покончил с самостоятельным существованием зла, но рецидивы манихейства выползают на поверхность в местах довольно неожиданных, например, в научном социализме, помните: "вихри враждебные веют над нами, злобные силы нас мрачно гнетут".

Мне могут возразить, ведь сказано: "любящие Господа, ненавидьте зло" (Псалмы, 97;10). Но обратите внимание: "зло", а не "злых", а это различение дается нам еще с большим трудом. И, тем не менее, иудаизм в Талмуде на нем настаивает.

***

Раскачивание ненависти неотделимо от комплекса неполноценности. Алданов заметил, что в Англии нет ксенофобии, оттого что англичане уверены в своем безоговорочном превосходстве над другими народами. Феномен нацизма, напротив, был порожден Версальским унижением Германии. Но кто же может унизить избранный народ? Лишь тот, кто его избрал, но никак не Навуходоносор, Тит, Гитлер или Насер.

***

Я отнюдь не собираюсь малевать лубок. Есть в Израиле арабоедские настроения? Да, конечно, есть, в спектре моральных качеств любого народа присутствуют все оттенки. Вопрос в том, где расположен центр тяжести этого спектра. Поражает ненависть среднестатистических арабов, населяющих окрестные страны и в жизни не видевших евреев, к Израилю. Я могу начать разбираться в религиозных, экономических, психосоциальных причинах этой ненависти, но зачем? Что мне даст этот анализ, и следует ли мне изменить свое поведение в зависимости от его результатов? Как говорил незабвенный Горинский Мюнхгаузен, что же мне меняться для каждого дурака?

***

Арабский мир мог извлечь огромный профит из соседства с Израилем, Израиль с радостью бы перенес к своим соседям высокие сельскохозяйственные технологии, раз и навсегда покончив с голодом. Это невозможно, ровно потому, почему не слишком удались в России Петровские реформы, не удалась и последняя по времени попытка либерализации. Близость Европы не сделала Россию европейской страной. Это так ужасно стало видно в последнее пятилетие, Россия срелаксировала к первобытному политическому состоянию за считанные годы. Это означает, что время релаксации в политике обусловлено не размером страны (в случае России – гигантским), а неизбывной "разрухой в головах".

Политические аналогии хромают, это верно, но отчего бы это вдруг арабское общественное мнение сменило гнев на милость по отношению к Израилю? Все это означает лишь одно: никакое равновесие, кроме равновесия страха для Израиля невозможно, это неприятная истина, но таково свойство многих истин. Подпольному человеку Достоевского не нравилось, что дважды два - четыре, так на то он и подпольный человек.

***

На вопрос журналиста: "о чем ты мечтаешь в будущем году?", шестилетняя арабская девочка ответила: "чтобы убили всех евреев". Но у меня нет ненависти к этой девочке, я знаю чему можно научить ребенка, у меня на памяти – Павлик Морозов. Но это максимум того, что я могу из себя выжать. Ни полюбить эту девочку, ни заинтересоваться мотивами людьми, ее науськавшими мне не удастся. Мне слишком известны эти мотивы. Человеку, на призыв: "к борьбе за дело коммунистической партии – будьте готовы!" - отвечавшему в юности, - "всегда готов", понятно многое, недоступное университетским мудрецам. Я вырос в стране, положившей в основу своей идеологии ненависть бедного к богатому. И я могу оценить эффективность ставки на ненависть, ее заряда хватила на 70 лет – огромный срок. Более чем успешно разыграл карту ненависти менее удачливый политик – Гитлер. Сегодня эту карту разыгрывает радикальный ислам, но как говорил Гельвеций: "прошлое безумие редко раскрывает людям глаза на их теперешнее безумие".

Даже цитата из Гельвеция не делает мои рассуждения менее тривиальными. Мне кажется, что все так очевидно, что не стоит и стучать по клавишам персонального компьютера. Но вот, ведь оказывается, – "не очевидно". На удивление немало неглупых, образованных людей полагают, что если мой ариэльский дом сравняют с землей, или в нем поселится араб, если уничтожат лабораторию, которую я 15 лет создавал в своем Колледже, – настанет вожделенный мир. Налицо и адекватный опыт: попробовали в Газе, проэкспериментировали, сравняли с землей процветающие поселения, - в ответ получили ракетные обстрелы юга Израиля, и, не в коня корм. Все те же сны.

И то сказать, что свои дома эти образованные люди арабским сиротам не отдают, а отчего же? В частном порядке в Израиле благотворительностью никто не запрещал заниматься. Они добры, так сказать, на мой счет. М. Алданов прекрасно сформулировал, чем его так раздражают европейские социалисты (хорошие, в общем, добросердечные люди): они были не против великого социального эксперимента на русском народе, но отнюдь не на себе, не любил Алданов доброты на чужой счет, и я не люблю.

Химеры не умирают, ставка на зависть бедного к богатому – беспроигрышна, еще одна вечнозеленая химера – социализм в духе Полиграфа Полиграфовича: "отнять и поделить". Ни Гулаг, ни китайский (времен Мао), ни камбоджийский, ни северно-корейский опыт ровно никого ничему не научили: "дайте нам дешевое жилье, и не где-нибудь, а в Тель-Авиве, а не то засрем всю страну". Советский социализм был нехорош, но в горних вершинах, примерно там же, где и расположен мир с нашими соседями, есть настоящий социализм. В этом царстве духа не только на всех хватает сладких пряников, но всем выдают одинаковые пряники, и одинаковые улыбки глубокого удовлетворения расплываются на счастливых физиономиях жителей, проводящих время в свободном творчестве, изучении диалогов Платона и романов Йорама Канюка. И вообще, в Норвегии, нечто подобное уже существует, отчего же нам нельзя? Можно, - если поселиться в Норвегии, надолго ли, - не знаю. В Израиле, где треть населения, проявляя чудеса изворотливости, не платит налогов, не брезгуя благами цивилизации, – нельзя.

Израильское экономическое чудо и заодно непосильный военный бюджет тянут на своем горбу несколько десятков тысяч талантливых трудоголиков, свободное от работы время проводящих в "милуим", отчего бы их и не постричь? Еще неизвестно, какая из химер зловреднее: "мир сейчас" или "коммунизм сейчас", и вот, что забавно, обе эти идеи, взыскующие немедленного царства божия на земле, охотно поселяются в светских головах, казалось бы, предрасположенных к трезвому осмыслению действительности.

***

А действительность эта не предвещает ничего хорошего. За полгода рухнули арабские режимы, казавшиеся стабильными; за революциями последовал их непременный спутник – хаос, вслед за хаосом придут нищета и голод, по сравнению с которыми предреволюционное (тоже не сладкое) время покажется раем. А виновный – под боком. А кроме мифологии мирового халифата заговорить массы будет нечем. Советский народ удавалось кормить мировой революцией семьдесят лет, так то ж "мировой революцией", на скорую руку состряпанной мифологией; ислам – религия с тысячелетней традицией, справиться с ним запросто невозможно. Возможно, было бы при скорейшем восстановлении колониальной системы, которая могла бы спасти человечество от миллионов жертв, но на подобное решение у Запада нет ни сил, ни уверенности в собственной правоте.

***

Так что же нам делать? Не прятать голову в песок, и видеть вещи такими, как они есть. Прозревший Лир – трагичен, Лир, благодушно раздающий царство дочерям, в расчете на покойную старость – глуп, никчемен и жалок. До трагедии возвышаются только зрячие. Заметьте, в любой культуре обманутый муж – смешон. В подобном отношении к рогоносцу не только гнусная безжалостность к слабости, но и разумное презрение к добровольному ослеплению, нежеланию видеть происходящее под носом.

Мой предыдущий советский опыт вызвал во мне стойкое отвращение ко всякой идеологии, правой и левой, мне претит всякая барабанная фраза, из всех видов человеческой речи, наибольшее отвращение вызывает во мне пропагандистская болтовня. Амос Оз в "Повести о любви и тьме", рассказал о том, как, он, юноша из добропорядочной ревизионистской семьи, в одно мгновение растратил свои правые убеждения. Трескучая фразеология правых вызвала у него эстетическое отвращение. Я понимаю, что он хотел сказать, хуже понимаю, отчего такое же отвращение у него не вызывает левая демагогия.

Я хорошо помню, о том, что союз философии с политикой всегда заканчивался худо, от Платона и до Хайдеггера. У мысли нет никакого другого дела кроме самой мысли. Так бы хотелось отгородиться от всякой сиюминутности, злобы дня; но как говорил Фридрих Горенштейн: можно обособиться от идеологии, но невозможно обособиться от собственного носа. Жизнь же владельцев этого носа остается ничуть ни более гарантированной, чем до создания государства Израиль.

Хочется думать о Раши, Рамбаме, Декарте и Эйнштейне, а не о злобе дня, в самом прямом значении этого слова, но никак невозможно обособиться от растерзанного семейства Фогелей. При этом надо не позволить ненависти захлестнуть душу, задача выходит не из легких.

***

Израиль – не самое безопасное место на планете, зачем же жить в Израиле? Мне человеку, блюдущему Субботу, полагалось бы вместо ответа спокойно возложить руку на Танах, но я хочу сослаться на очень неожиданный источник, Нобелевского лауреата по физике, Юджина Вигнера: «современное положение в мире, сколь бы ужасным и угрожающим для всего человечества оно ни было,… "в принципе не ново". Оно по существу совпадает с тем, в котором уже оказывались наши предки. Угрожающая нам опасность гипнотизирует нас так же, как нередко гипнотизировала наших праотцев, - мы впадаем в некоторое оцепенение, как мышь при виде змеи. И если мы хотим, чтобы мышь поборола свой страх, мы должны преодолеть наши страхи… наши предки… имели мужество не закрывать глаза на то, что ожидало их сегодня и что неизбежно ждало их завтра. Они не избегали конфликта, если знали, что этим не ликвидируют, а лишь отдалят его, и что завтра он может разразиться при более неблагоприятных условиях, чем сегодня… Будем же сегодня трезво смотреть на то, что ожидает нас завтра. Обычно люди стараются не думать о смерти. Наша культура совершает грех, пытаясь закрыть нам глаза на ту непреложную истину, что никто из нас не будет жить вечно. В результате мы оказываемся неподготовленными к неизбежно наступающему последнему часу и не сознаем, что то, как мы умрем – борясь со злом, предав своих друзей или, будучи преданными ими, - имеет решающее значение для дела всей нашей жизни" (Речь по случаю получения степени доктора права, «Этюды о симметрии», 1970 г.).

Источник: http://berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomer12/Bormashenko1.php